– Пал Игнатич, Вы только посмотрите, что делается! – воскликнул сидевший на скамейке под сенью клёна интеллигентный седовласый мужчина, оторвавшись от газеты и обернувшись на необычно громкий стук железной входной двери первого подъезда – это ж Вовку повезли из двадцать седьмой. Эко! Вовка же.
– И то, Вовка – подтвердил Пал Игнатич, сняв очки и приглядываясь – стало быть, внука моего Серёньки одноклассник. Да Вы его знаете, Рудольф Семёныч, в футбол с ним гонял по воскресеньям. Да вон он вокруг бегает. А что это его на носилках-то вынесли? Аппендицит что-ли? Смотри-ка, дёргается, видать совсем плох.
Мальчишка на носилках действительно сильно дёрнулся, но ремни держали его туго, и он обмяк, видимо, потеряв последнюю надежду. Санитары в зеленых костюмах погрузили носилки в белую медицинскую машину, захлопнули заднюю дверцу и тут же уехали, оставив суетившегося вокруг них мальчишку одного в полной растерянности.
– Серёнька – окликнул его дед – ну-ка иди сюда – что это с Вовкой-то?
– Ой, деда, беда, в психиатрическую увезли.
– В психиатрическую? С чего это вдруг? Нормальный же парень.
– Ага, нормальный. Родичей из дома выгнал.
– Да ты что мелешь? Как можно родичей выгнать?
– А вот так. Выманил их на лестницу, мол, посмотрите, что тут творится, они и вышли, а сам в квартиру шасть и дверь на замок. Они бедные в одних пижамах и тапочках на лестнице и домой попасть не могут. Хорошо у их тётки свой ключ был. Зашли к нам, позвонили тётке, да она пока приехала уж ночь была. Шумели потом с ним, ругались, а утром психиатрическую вызвали.
– Ну, дела! Это что ж, получается, Вовка с катушек слетел? А с чего это он на родителей-то осерчал? Вроде никогда за ним скандалы не водились.
– Ох, это долгая история.
– Ну, ты не груби, если знаешь, так рассказывай.
Серёнька покосился на Рудольфа Семёновича, потом на деда.
– Давай, давай, не тяни. Рудольф Семёныч – человек образованный, может что дельное подскажет.
– Началось всё с полгода назад, когда Вовка районный конкурс выиграл. Ну, помните, все его поздравляли, цветы дарили, в школе у нас сбор был. Первый пианист района Володя Стрельченко.
А он действительно музыку любит. И как-то он её чувствует по-своему. Я однажды спросил у него, чего он в ней такого нашёл. Вот футбол – другое дело, тут интересно. А в музыке этой чего интересного?
А он говорит, музыку, мол, надо чувствовать. Вот играешь, и вроде уже не в первый раз, и уже знаешь всё, но вдруг хочется какую-то нотку немножко задержать, ну, чтобы настоялась, чтобы силу набрала, а другую сразу посильнее ударить. В нотах на бумаге этого нет, но я как будто чувствую, что автор именно так хотел, чтобы звучало. И получается здорово, иногда даже слёзы текут, как будто эти ноты тебе что-то обещают, что вот-вот произойдёт что-то важное, хорошее и светлое. А иногда – наоборот, будто что-то уже было, о чём приятно вспоминать, что-то дорогое и нежное. И я сам оказываюсь во власти этой музыки, она меня ведёт, она сама мне говорит, как играть.
В общем, не спроста он этот конкурс выиграл. А как он красиво сказал, когда ему приз вручали. Это, говорит, во многом заслуга моих дорогих родителей. Это они привили мне любовь к музыке, это они направили меня на возвышенный путь служения прекрасному. Низкий им поклон. И в правду поклонился. У родичей аж слёзы выступили.
– Вот тебе и дорогие родители – вставил Пал Игнатьич.
А через полмесяца они ему подарок сделали по такому случаю – купили компьютер, который он у них давно клянчил с крутой видеокартой, ну, чтобы играть. Вот тут и пошло.
Ну, мы все конечно к нему завалились, ну, там поздравить и всё такое. А главное – на комп посмотреть. А он прямо от него не отходил. И всё свою новую игру нахваливал. Уж такая она клёвая, уж такая…
Даже шампанское не выпил. Мы ему купили, налили, поднесли, на стол поставили. Так и осталось стоять.
Маринка даже на него обиделась. Ну, Маринка, с которой он за партой сидел. Не то чтобы там любовь, но она только на него и поглядывала. Так она новое платье надела и всё около него ходила, а он даже не посмотрел, в экран вперился. Игра там у него крутая.
Ну мы особо внимания тогда не обратили, ну всё же новый комп, крутая игра. Завидовали, в общем.
Как-то пришли мы к нему с Маринкой – она и я. Попросила она меня. Одна, говорит, боюсь. Вовка, конечно, за компом сидит. Ну Маринка стала ему что-то говорить. Пойдём, мол, погуляем. Он не отвечает. Она тогда его за руки взяла, а он как толкнёт её. Чуть не упала. И снова играть.
А Маринка вообще заплакала. Я к ней подошёл, чего, спрашиваю. А она – боюсь. Не он это, говорит. В нем как будто зверь какой сидит. Страшный, клыкастый. И командует. Страшно.
Ну, Маринка иногда заворачивает такое. У неё мамаша гадалка, и она тоже вроде там видит что-то потустороннее. Но иногда правильно говорит. Деньги мне один раз нашла. Я их в карман старой куртки положил, и забыл. Везде искал – нету. А она взяла верёвочку, привязала ножницы, покачала, походила и на куртку эту показывает.
А тут говорит, зверь в нём сидит. Злой. И им управляет. Присосался к нему и кровь тянет. Пока этого зверя не выгоним, ничего не получится. Из игры, говорит, в него засел и играть заставляет. Когда он играет, этот зверь его эмоциями питается. Вовка в азарт входит, а зверь от этого толстеет. А если долго не играет, зверь худеет и Вовку подзуживает, иди, мол, играй, корми меня. Присосался к нему крепко.
– Ну, зверь, не зверь, а на алкогольную зависимость это очень похоже – заметил Пал Игнатьич – уж я-то знаю, сам лечился. Вторая фаза – постоянная потребность выпивать. А если кто стоит на пути – уничтожить. А потом встаёт проблема, где взять деньги на выпивку.
– Вот-вот. И Вовка стал деньги одалживать. У меня две сотни взял, у других тоже. Говорит, там в игре надо навыки покупать. Можно конечно и бесплатно заработать, но это долго и темп потеряешь. А так заплатил немножко и получил. А потом говорит эти деньги можно отбить, если кого-то победишь, ну, и у него отберёшь. Трофей типа. Да только долг он так и не отдал. И вроде побеждал, но тут новые навыки стали нужны, чтоб дальше идти, на другой уровень. В общем залип он в этой игре.
Один раз подходит ко мне в школе. Помоги, говорит, денег достать. У меня-то уже не просит, знает, что не дам. А тут говорит, попроси, мол, у кого-нибудь в долг. Ага, попроси, а спрашивать потом с меня будут.
Потом на футбол к нам не вышел. Ну, мы каждую неделю в воскресенье с соседним двором играем. Ну, в футбол. И вот собрались все, встали, надо начинать, а его нет, команда неполная. Я – к нему. А он сидит перед компом и только отмахивается. Я говорю, пошли во двор, без тебя же мы продуем. Он же у нас левый крайний, без него никак. Так и не пошёл. И мы продули. Обиделся я на него тогда. Тоже мне друг! Бросил в трудную минуту.
На шестом уроке ему уже не сидится. Ничего не слышит, подёргивается и, как только звонок, так сразу срывается и домой. Ни с кем не разговаривает, на вопросы не отвечает. Потом, говорит, потом, некогда, домой срочно надо. А я-то уж знаю, зачем ему домой. Опять сядет за комп и просидит до ночи. Однажды зашёл к нему утречком в субботу, думал пойдем забуримся куда, а он опять перед компом сидит. В комнате грязь, кофе пролитый на столе, бутерброд засохший. И тут я догадался: он же не ложился ещё, всю ночь просидел!
В понедельник смотрю, его в школе нет. Ну я после уроков – к нему. Он спит. Мать говорит, все выходные из комнаты не выходил, утром вроде оделся в школу идти, а потом смотрит, а он на кровати лежит прямо в одежде и спит.
– Ну, а родители что? – спросил Рудольф Семёнович.
– А что родители? Я как ни приду – их дома нету. Отец всё в гараже пропадает, машину ремонтирует да пьёт с дружками. А маманя его, так она Японией интересуется, всё на разные выставки ходит. А тут ещё стала японский язык изучать. Так её тоже дома нет. А если что не так, отец даст ему леща – и всё воспитание. А как играть начал, теперь сидит себе в комнате тихо, никого не трогает. И родители вроде довольны.
– Ну а друзья-то у него есть?
– Да какие там друзья. Он в классе как бирюк. Всё один. Вот только со мной и общается, поскольку я в соседней квартире живу. Удобно, если что списать или книжку одолжить. А в классе – нет. Он же отличник. На первой парте сидит. А тут ещё конкурс выиграл.
Да он и сам-то ни с кем не водится. А больше всех не любит Аркашку. Ну тот – тоже не подарок. Однажды Вовка его опозорил при всех, какой-то стишок про него сочинил, я уж точно не помню, ну типа Аркашка букашка. Так Аркашка ему отомстил. Однажды перемена закончилась, прозвенел звонок, все на урок пошли, а Вовку кто-то сзади схватил, пиджак на голову натянул и в поддых ему двинул. Вовка от боли скорчился и даже не рассмотрел, кто. Понял только что большой и высокий, наверно старшеклассник. А при входе в класс Аркашка подошёл к нему и ехидно так говорит:
– Ну что, получил? Не будешь выступать.
Вовка его после этого не называл иначе как редкая сволочь Аркашка Пельцер.
А однажды встретил его на улице. Идёт из магазина с пустой котомкой весь понурый, сгорбленный, как зомби какой. И вдруг как бросится ко мне. Глаза загорелись, будто ожил на минуту, будто солнечный зайчик в него запрыгнул. «Серёга, – говорит, – вытащи меня оттуда. Мне страшно! Сегодня сон приснился, как наяву. Будто бегу я по полю и вдруг пропасть передо мной. С разбегу еле остановился на самом краю. А она глубокая, в тумане дна не видно, но я будто чувствую, что на дне вода. Да непростая. Чёрная. Будто вся вселенская чернота в ней и весь вселенский холод. Неподвижная такая. Кепка у меня с головы упала и в эту воду, а на ней даже кругов не было, даже всплеска никакого. Кепка, будто растворилась в ней. Страшно мне стало, жутко. Я – от края, а на меня гоблины идут, ну те, что в игре, которых я убивал, идут и к краю меня теснят. Много их, а мне и отступать некуда. Стою на самом краю. И тут один, самый большой, бросился на меня, ну, я и проснулся. Страшно мне, не могу я больше, вытащи меня. Сделай что-нибудь, чтобы я не играл. Только комп не отбирай, а то я другой украду». А потом опять сник и побрёл, словно зомби. Зайчик из него выскочил.
А я что? Как я его вытащу? К нему же не подступиться. Вчера родичи хотели его от игры отлучить, так вон что вышло – на лестнице оказались. Как он теперь выкарабкается?
Серёнька замолчал и опустил голову.
– Да, Пал Игнатьич, Вы, к сожалению, правы – задумчиво начал Рудольф Семёнович – это очень похоже на алкогольную зависимость. Симптомы те же, да и стадии процесса аналогичны: невозможность жить без своей страсти, стремление достать деньги любым способом, и в конце – смещение ценностей, неадекватное поведение. Конечно, теперь всё зависит от него. Если он сможет осознать свою зависимость и преодолеть её, тогда вернётся к нормальной жизни. По сути он должен сам вытащить себя за волосы из болота, как барон Мюнхаузен. Сами понимаете, как это трудно. Ему надо помочь.
– Как же мы ему поможем Рудольф, Семёныч? – спросил Серёнька – он там, а мы здесь.
– Первым делом надо понять причины его срыва. Из Вашего рассказа я понял, что у него были серьёзные коммуникативные проблемы. Родители уделяли ему внимания мало. Друзей у него почти не было. В классе к нему относились холодно. Может быть, завидовали, что он музыкант и отличник. В футбол его звали играть, не потому, что он хорошо играет и не потому что он друг, а потому, что некем было заполнить пустующее место. Даже подружка относилась к нему потребительски.
Получается, что он просто не нашёл своего места в социуме, он выпал из общества, потому что почувствовал свою непричастность, ненужность. Он нашёл себе другую реальность – виртуальную, которая стала для него психологически комфортной, и стал в ней жить. Но она ещё больше уводит его от реальной жизни. Это заколдованный круг. Если из него не выйти, то конец.
Ваша задача – заинтересовать его реальной жизнью. И тогда он вернётся. Теперь всё в ваших руках. Вы же его друзья.
– Что же получается, что все вокруг виноваты, а он бедный страдает? – прищурился Пал Игнатьич.
– Да, нет. Конечно, это его проблема, и никто кроме него её не решит, это его ответственность. И с ним у меня будет особый разговор. Но ему надо помочь. Ему же трудно самому в таких условиях. Поэтому я и объясняю вам всю эту ситуацию, чтобы вы понимали и сделали определённые выводы.
– Ну так что же теперь делать? Рудольф Семёныч, что Вы посоветуете?
– Что посоветую? А вот что. Я полагаю, что всё это произошло потому, что был нарушен главный принцип жизни – быть вместе. Человек – существо социальное. А что мы видим тут? Родители не были вместе с сыном. С ними тоже надо поговорить. Друзья не были вместе с другом, а друг с ними. Ученики класса не чувствовали своего единства. Это проблема не только одного человека, но расплачиваться пришлось Вовке. Поэтому вот мой конкретный совет. Ну-ка Серенька, иди сюда. Вот послушай и сделай всё точно, как я тебе скажу. Сделаешь, чтобы спасти друга?
Лицо Серёньки стало не по-детски серьёзным.
– Сделаю.
– Ну, тогда слушай…
***
Вовка сидел на стуле, пождав правую коленку к подбородку, и обречённо смотрел в окно на больничный двор. За окном ничего интересного не происходило. Толстая санитарка в старом халате везла на тележке бельё в прачечную. Местный пёс, лёжа на земле, лениво вылизывал свою лапу. Скукота. Но внутри в игровой комнате было ещё скучнее. Здесь не было ничего, что могло бы Вовку развлечь. Не было компьютера, не было рояля, даже книжки были какие-то детские или классические. А ребята вообще какие-то недоразвитые.
– Эй, Шаляпин, спой песенку – кажется это была Настя, Вовка даже не помнил точно её имени.
Какой идиот придумал ему такую кликуху! Видимо, как-то узнали, что он музыкант, да не хватило образования и воображения, чтобы придумать адекватное прозвище.
– Отстань – буркнул Вовка, насупился и опять уставился в окно.
Конечно он не обратил внимания на стук двери и на вошедшего Серёньку. Серёнька подошел к нему сзади и негромко сказал:
– Привет.
Вовка обернулся, посмотрел на него мутным взглядом и выпалил:
– Отстань! Отстаньте от меня все!
– Вовка, тут это… Дело есть – промямлил Серёнька.
– Какое ещё дело?
– Ну это… В общем ты нам нужен… Можешь выйти в коридор на минутку?
– Никуда я не пойду. Мне никто не нужен. Понял?
– Вовка, ну для меня, на минутку, ну что тебе стоит, всё равно ничего не делаешь. Посмотришь и вернёшься. А?
– Ну что у тебя там? – Вовка нехотя встал и поплёлся к двери.
Выйдя за дверь Вовка обомлел. В коридоре стоял весь класс. Все до единого человека. Девчонки в нарядных платьях, мальчишки в белых рубашках и галстуках, все стоят двумя ровными рядами как на параде по бокам коридора и улыбаются. Просто первое сентября какое-то.
Редкая сволочь Аркашка Пельцер вышел вперёд и сказал:
– Вовка, ты нам нужен, ты частица нашего класса. Без тебя никак. Возвращайся скорее.
И тут все захлопали в ладоши, а Маринка протянула ему большую шоколадку.
Вовка стоял, как вкопанный. Нижняя губа у него дрогнула, и глаза стали влажными. Вовка сделал маленький шажок вперёд, дёрнул руками, а потом резко развернулся и убежал. Прибежал в свою палату, бросился на кровать лицом в подушку и зарыдал.